Жизнь в Церкви
Православный мир после Собора изменился к лучшему — архим. Кирилл Говорун
Прошло три месяца после проведения на Крите Святого и
Великого Собора Православной Церкви. По-прежнему актуальным остается
вопрос рецепции (принятия) решений Собора всей полнотой Православной
Церкви, особенно в тех поместных Церквах, которые в последний момент
отказались принять участие в историческом форуме. Для верующих одной из
таких Церквей — Болгарской — недавно дал интервью архимандрит Кирилл
Говорун, внимательно следивший за ходом собора и комментировавший его
документы.
— Как изменился православный мир после Святого и Великого
Собора Православной Церкви? Можем ли мы говорить о прочном разделении
Православной церкви на две направления – между славянскими и
греко-говорящими церквами (или по какому-либо другому признаку)?
— Я думаю, православный мир после Собора изменился в лучшую сторону.
Как это ни парадоксально, но он, на мой взгляд, стал более сплоченным –
потому что мы с ужасом увидели, насколько наше единство хрупкое и как
легко нас разобщить – буквально по поводу пустяков. И это сейчас, я
надеюсь, заставит нас быть сплочённее. Вопреки существующим страхам, а
может, даже намерениям, не удалось вбить кол между славянскими и
греческими Церквами, ведь из из пяти славянских Церквей отсутствовало
меньшинство – всего лишь две. Также я считаю положительным, что от
противостояния эпохи Холодной войны между про-советскими и
анти-советскими Церквами остались лишь рудименты. Хотя это
противостояние оказалось на нынешнем Соборе более сильным, чем даже
национальное по линии греческое-славянское, оно все же значительно
ослабело. Таким образом, Всеправославный Собор знаменовал собой пусть не
окончательный, но все же бесповоротный уход в прошлое старых советских
антагонизмов между Церквами. Советское наследие, которое хоть и
возрождается в некоторых Церквах, на Крите потерпело оглушительное
фиаско.
— Какие реальные причины для неучастия Русской Православной Церкви в Соборе?
— В неявке на Собор четырех Церквей, включая Болгарскую, необходимо
различать причины и предлоги. Причины у каждой были свои, а вот предлоги
в основном совпадали. Среди предлогов чаще всего называлось низкое
качество соборных документов, а также наличие в них амбивалентных
формулировок. Однако предлог этот мне кажется смешным, поскольку, чтобы
сделать документы более удовлетворительными, нужно было как минимум
приехать на Собор. Что же касается причин, то здесь можно лишь
спекулировать, поскольку они прячутся за ширмой поводов. Чтобы не быть
голословным в перечислении именно причин, я укажу на те, на которые
указывали и сами участники Собора. Во-первых, Патриарх Варфоломей
заявил, что неприехавшие Церкви руководствовались мирским мудрованием.
Иными словами, их мотивация была больше связана с политическим
контекстом в их странах, чем была церковной. Во-вторых, еще один
первоиерарх – Архиепископ Кипрский Хризостом в своем очень ярком
выступлении в первый день Собора (на мой взгляд, это самое сильное
послание, прозвучавшее на всем Соборе) обозначил в качестве главной
причины неявки этнофилетизм. Как известно, корни этой проблемы уходят в
историю сложных отношений между Константинопольской Церковью и
болгарской общиной на территории Османской империи. Однако помимо своей
непосредственно Балканской версии, этнофилетизм имеет и более широкое
значение. Это не только когда национальное становится важнее церковного.
Это когда вообще политическое начинает подавлять церковное. И в этом
смысле этнофилетизмом, на мой взгляд, можно считать и неоимперские
идеологии, включая пресловутый «Русский мир».
— Считаете ли вы, что другие три православные церкви отказались от участия в Соборе под диктатом Москвы?
— Говорить так – было бы упрощать ситуацию. Безусловно, каждая из
неприехавших Церквей испытала на себе внешнее воздействие: где-то более
сильное, где-то слабее. Тем не менее, каждая Церковь имела полную
свободу поддаться этому воздействию или отвергнуть его. Помимо самого
этого воздействия, каждая Церковь имела также свои внутренние причины не
приезжать. В случае Грузинской Церкви – это вопрос о месте в диптихах. В
случае Антиохийской – это известная распря с Иерусалимским Патриархатом
по вопросу о приходе в Катаре. Менее всего мне понятна мотивация
Болгарской Церкви, и здесь Вы и читатели Вашего издания наверняка могут
рассказать больше. Важным фактором давления на все Церкви стал так
называемый внутриправославный фундаментализм, который вообще добивался
отмены Собора. На мой взгляд, все Церкви в одинаковой мере столкнулись с
ним. Однако некоторые решили ему сопротивляться, а некоторые сдались в
плен. Фундаментализм был идентифицирован на Соборе как одна из угроз для
соборности и поэтому осужден наряду с проявлениями фанатизма в других
религиях. Осуждение православного фундаментализма стало одним из
наиболее заметных и ключевых решений Всеправославного Собора.
— Вы знаете иерархию РПЦ изнутри. Как принимаются решения
там, являются ли они независимыми от Кремля? Должны ли мы искать
геополитические аспекты нынешней позиции РПЦ или она придерживается
только религиозных мотивов?
— Я отчасти ответил на этот вопрос выше словами Патриарха Варфоломея и
Архиепископа Хризостома. Единственное, что я хотел бы здесь добавить –
это то, что было бы упрощением считать, что Русская Церковь находится в
полной зависимости от Кремля. В ней остается импульс, заложенный некогда
еще митрополитом Ленинградским и Ладожским Никодимом (Ротовым), а
именно, сотрудничать с государством, но все же воспринимать его как
антагониста. Не доверять государству, но быть чутким к его пожеланиям. И
при малейшей возможности отвоевывать для Церкви жизненное пространство.
Вот только теперь неясно, имеет ли Русская Церковь достаточно
жизненного пространства, неконтролируемого государством, и больше ли его
сейчас, чем даже во времена митрополита Никодима?
— Не могли бы вы прогнозировать как окончится «соборный
конфликт»? Можно ли предположить, что РПЦ будет подписать документы,
принятые участниками Собора?
— Я бы не говорил о наличии некоего «соборного конфликта». Просто
сейчас начинается то, что можно назвать «собором после Собора», а именно
процесс рецепции Собора всей церковной полнотой. И это относится в
равной мере как к приехавшим Церквам, так и к неприехавшим. Более того, в
этом процессе более важную роль должны играть не иерархи, а рядовые
члены Церкви. На этом фоне вопрос о том, подпишут ли четыре неприехавшие
Церкви соборные документы, является второстепенным.
— Какая выглядеть роль Болгарской Православной Церкви во всем
этом снаружи? Принимаете ли вы тезис о том, что Болгарская Церковь была
полностью под влиянием так называемого «московского православия»?
— Неучастие некоторых Церквей в Соборе звучало рефреном в течение
всех соборных заседаний. Однако в этих голосах было больше сожаления,
чем осуждения. Безусловно, это неучастие чуть не привело к серьезнейшему
кризису идентичности в Православии. Ведь мы все время говорим, что
Православная Церковь – соборная, и защищаем соборность как одно из наших
фундаментальных отличий от других христианских конфессий. И вот, в
результате неприезда некоторых Церквей на Собор наша идентичность
оказывается самообманом и обманом других. К счастью все же, я думаю, нам
удалось продемонстрировать – прежде всего самим себе – нашу пусть и
ущербную, но все же настоящую соборность. Что же касается внешнего
влияния на решения Болгарской и других неприехавших Церквей, то как я
уже сказал ранее, оно было, но его не нужно преувеличивать. Ведь проще
всего переложить ответственность за ошибку на внешние силы, а не искать
ее внутри. А то, что неприезд был ошибкой – я не сомневаюсь. От этого не
выиграл никто – ни сами неприехавшие Церкви, ни Православие в целом.
Тем не менее, отчаиваться не стоит, ведь сейчас начался, как я уже
сказал, важнейший этап рецепции Собора. И в этом процессе Болгарская
Церковь – прежде всего простые верующие – могут и должны полноценно
участвовать. Собор на Крите прошел без Болгарской делегации, и это не
умалило его всеправославного значения. Но этот Собор не будет
по-настоящему полноценным без его принятия со стороны народа Божия в
Болгарии.
Опубликовано на болгарском языке в журнале «Християнство и култура» 112 (2016): 29–32
Дата публикации: 14.09.2016